Президент дал интервью украинскому журналисту Дмитрию Гордону

Честно и откровенно

О коронавирусе

— Мы никогда не отрицали коронавирус. Так было подано в средствах массовой информации. Как можно отрицать то, что есть на самом деле? Это первое.

Второе. Из-за того, что мы очень аккуратно к этому относились, коронавирус у нас развивался позже других. Я даже знаю фамилии тех двоих, кто привез (вирус в страну. — Прим. ред.). Я контролировал, ты не представляешь, насколько я был в это погружен. У нас путь был другой. Я понимал, что самое страшное в любой болезни — мозги. Если только поддался панике — ты мертвец. И когда я вижу, что психоз развернулся по всей планете, когда средства массовой информации все начали трубить: ай-яй-яй, экскаваторами могилы роют, сопровождают это дикими комментариями. А у нас же это все смотрят. Мы же своим телевидением не перебьем. А тут еще пандемия экономическая с ценами на нефть, пандемия политическая — выборы. Так вот, мы пошли особым путем, не так, как вы… Факт появился коронавируса — расследование проводится. Только не следователи ведут, а санитарные службы. У вас в Украине вы сохранили эту систему? Нет, вы ее уничтожили давно. В России ее 10 лет тому назад начали уничтожать. А я ее сберег.

Об отношениях с Путиным

— Знаете, у Путина была хорошая черта. Я ему часто говорю: ты знаешь, Володя, если что-то от тебя взять, я знаю, что надо сделать, — добиться от тебя обещания. Если ты пообещаешь, ты никогда не отступал от обещанного. Это хорошая (черта. — Прим. ред.) для военного человека. Сейчас — вот эти полгода — я вижу: одно сказано, кто-то переделал. Другое сказано — отступили. И вот это барахтанье. Путин обещает — правительство решает по-иному. Не могу сказать про это правительство, мы еще с ним не работали. А прежнее — точно.

…Да, у нас есть определенное напряжение, потому что мы оба сильные личности. Я ему говорю недавно: слушай, мы ж не вечны, рано или поздно мы с тобой уйдем. И наша задача с тобой сейчас — оставить после себя то, за что нам те, которые придут, наши дети, скажут спасибо. Такой был пассаж и такие рассуждения. И я ему говорю: не надо давить ни на меня, ни на Беларусь. Он меня прервал и говорит: слушай, Саша, неужели ты думаешь, что я позволю себе на тебя давить? И фраза: я же знаю, если на тебя надавить, все будет наоборот. Бесперспективно и бесполезно. Это его была фраза. И он это сказал искренне. Человек же может просто сказать, а тут такая заварушка была и разговор, что это было сказано искренне. У него не было попыток на меня надавить. Он понимал, и это правда — давить на меня бесполезно.

Я всегда пойду на компромисс, если это касается меня лично или еще чего-то, но если это касается страны, если я вижу, что это несправедливо для меня, — это неприемлемо. Справедливость — это основа того, что я пытаюсь делать. Проводить любую политику в основе справедливости.

Законы — да, но все хорошо в законах не пропишешь. Справедливость — это главное. Если я вижу, что пытаются наклонить моих людей, мой народ, мой пятачок этой земли, Беларусь, — это все.

Об «украинском сценарии» для Беларуси

— Нет, такого сценария не будет, потому что Президент не побежит (из страны. — Прим. ред.). Что у нас на улицах стрелять начнут — я не представляю этого. Но наши действия и по боевикам, и по той группе (нас украинцы предупредили, что через южную границу проникла еще одна группа, мы сейчас их ищем по всей Беларуси). Поэтому я не верю, что в Беларуси кто-то будет стрелять — и в протестующих, и в другую сторону…

А возможен ли «крымский сценарий»?

— Нет, никогда, и даже сейчас в том числе, несмотря на эти острые взаимоотношения. Никогда. Потому что я знал детали, не все там так было «по-великому», как вы сегодня представляете (ах, спланировали, захватили и прочее). Вы (украинские власти. — Прим. ред.) просто безалаберно, бестолково относились к территории и отнеслись к Крыму. Я сам часто ставил себя на место ваших руководителей. Слушайте, если бы у меня даже клочок земли попробовали (отнять. — Прим. ред.)… Там бы легло уже тысячи человек. Крым — жемчужина! А вы не воевали!

О задержании в Беларуси бойцов ЧВК «Вагнер»

— Мы же получали информацию (в Мозыре задержали, там задержали, там, там), мы видели, с кем они связаны, мы контролировали их полностью.

Мы знаем, с кем они созванивались, откуда получали команды (из России), кто давал эти команды.

Мы уже видели, что тут жареным пахнет. Мы понимали в контексте международных отношений, что нам спокойно жить не дадут. По-хорошему Россия боится нас потерять, и я об этом сказал. Ну это естественно: не дай бог, Украины нет, еще и Беларуси… И я Путину об этом говорил. И я бы тоже переживал на месте российского руководства: не дай бог еще и Беларусь тут — это окно 1000 километров, через которое они передвигаются туда-сюда, — замкнется. Что останется? Прибалтика? Она что, пророссийская? Нет. Украина? Нет. Поэтому Россия, конечно, переживает.

О реакции на потенциальную вооруженную угрозу

— Я никогда не начну стрелять первым. Это большая глупость, и это подарок будет врагам. Есть до стрельбы очень много вариантов. Но если все варианты этой гибридной драки будут исчерпаны, без сомнения. Слушайте, а зачем же армия? И ваши эти досужие разговоры, что Лукашенко, не дай бог что-то, ему придется бежать туда, бежать сюда… Лукашенко никогда никуда не побежит, и мои дети никуда не побегут.

О военных объектах России в Беларуси

— Надо понимать, какие это базы. Это базы, где работают полтора человека россиян, а остальные белорусы. Это база дальнего слежения и обнаружения за горизонтом и связи с подводными лодками в Атлантике. Там технари сидят фактически. Я был много раз на этих базах, я знаю их хорошо, они меня встречают там как своего человека. Они не закрытые. Там нет ни аэродромов, ни вертолетов, ни самолетов, никакого фактически (кроме стрелкового) оружия. И то там наши люди служат с советских времен, поэтому они не представляют опасности.

Об отношениях с Китаем

— Очень серьезное сотрудничество: от торгово-экономического, поезда ходят с контейнерами, мы их в обратную сторону загружаем, насколько возможно, своей продукцией, до военно-промышленного комплекса. Ракету для «Полонеза» мы сделали с китайцами. Не с россиянами… При встрече с Си Цзиньпином (а у нас личные отношения начались, когда он еще не был Председателем, мы знали друг друга) его попросил. Он говорит: «Александр Григорьевич, если вас устраивает китайское оружие, мы вам поможем». Я говорю: «Но у меня нет денег на его создание». «Сколько нужно?» Я назвал сумму, он выделил ее. И мы создали свою ракету.

О деле Белгазпромбанка

— Банально скажу: закон для всех одинаков. Если кто-то — а такие есть, и немало, раньше было больше, сейчас меньше — считает, что я их бросил, и это политически мотивированный деятель (он один — Бабарико) — мы открыты.

Мы показали всем иностранцам материалы, мы показали, чем занимался газпромовский банк, как финансировал предвыборную кампанию.

Как через премиальные выплаты было заплачено работникам банка, чтобы их привлечь в качестве волонтеров и членов штаба подписи собирать. Он не указал собственность (в декларации. — Прим. ред.), не указал свои доходы, не платил налоги. То есть к нему по закону огромное количество вопросов. Но все не в этом. У нас, если ты хочешь как-то избежать ответственности за свои преступления, надо пойти в политику. Станешь политическим заключенным — это у нас тренд. Поэтому, скорее всего, он туда и влез. Никакой он не президент — а теперь еще и «политический заключенный». Но никакого политического не будет, потому что все документы мы подготовили — в Интерпол, Украине, полякам, россиянам (даже россиянам!) и американцам.

О свободе слова

— Можно было зажать, когда не было интернета. Когда интернет есть, тут трудно сказать, кто кого зажал. Вы сами видите, что происходит в эту избирательную кампанию. Есть государственные средства массовой информации — естественно, там желтизны нет, матом не ругаются. Поэтому говорить, что у нас нет свободы слова и мы СМИ зажимаем, — это старо как мир.

О важности мира и спокойствия

— Если в Беларуси будет спокойно — быстрее придут мир и спокойствие и в Украине. Если же нас здесь перевернут — и нам придется несладко, и Украине будет от этого не лучше. Как минимум не лучше. Хорошо будет, я в этом искренне уверен. Мир развивается к лучшему. И народы сами выведут нас к лучшему — и наш народ, и украинский, и россияне.

Фото БЕЛТА